1.
           
           "...Ты будешь умирать долго, гяур!"
           Голос хриплый, каркающий, знакомый. Чтоб ты сдох, черноголовый! Задолбал! Обязательно каркать при каждом воплощении?
           Приоткрываю глаза. Дощатый потолок, вымазанный белой краской. Почему "вымазанный", а не "крашенный"? Не знаю. Пусть... Оштукатуренные, побеленные стены. Неплохо. Осторожно осматриваюсь. Я лежу в кровати, прикрытый суконным солдатским одеялом. Скашиваю взгляд: на одеяло изнутри выпущен край свежей простыни. Под головой подушка - мягкая! Свезло мне нынче, ох, как свезло!
           Шевелю пальцами рук и ног - подчиняются. Сгибаю ноги в коленях, затем обнимаю себя руками. Получается. Руки-ноги слушаются, ничего не болит, ран нет. Легкая слабость в теле, но это всегда поначалу. Пора!
           Рывком сбрасываю одеяло, сажусь, упираясь спиной в подушку. На мне только белье: рубаха и кальсоны. Кальсоны с завязками, последние распущены. Завязываю их, шарю взглядом по сторонам. На гвозде, вбитом в стену, висит серый халат, даже на вид теплый. Обувь? Наклоняюсь и заглядываю под кровать. Есть! Нечто вроде галош, только кожаных. Левой рукой (почему левой? левша?), словно кот лапой вытаскиваю опорки (вот и название вспомнилось), всовываю ноги. Нормально. Встаю, снимаю с гвоздика халат. Руки не сразу находят рукава, отвык. Запахиваюсь. С соседней койки за моими манипуляциями с нескрываемым любопытством наблюдает человек в нижней рубахе и форменных военных галифе. Штанины галифе необъятной ширины, на ступнях толстые шерстяные носки. Почему-то хочется назвать их "чулками". Лицо у незнакомца молодое, простоватое, вихрастый чуб падает на лоб. Больше в комнате никого нет, две соседние койки пустуют. Вежливо киваю соседу, иду к двери - пора осмотреться. За дверью широкий коридор. Пахнет чем-то резким, больничным. Карболка? Шагаю коридором. Никем не остановленный, распахиваю наружную дверь. В лицо ударяет сырой, напоенный влагой воздух. Я стою на широком крыльце, обрамленном некогда белыми, ныне обшарпанными колоннами. Просторный двор, внутри несколько повозок, крытых брезентом, возле повозок суетятся люди в коричневых шинелях и серых папахах. Липы вдоль ограды стоят черные, без листьев. Весна? Осень?
           Никто не обращает на меня внимания. Спускаюсь по ступенькам и рысцой бегу к дощатому сооружению в дальнем конце двора. Назначение сооружения угадывается без подсказок. Внутри слезоточивый запах хлора и белая известь, посыпанная вокруг прорезанных в доске дырок. Желтая струя ныряет в ближнее отверстие. С облегчением вас!
           Обратно возвращаюсь, не спеша. Здание, откуда я вышел, длинное, неуклюжее, с вымазанной (опять это "вымазанной"!) зеленой краской железной крышей. Посреди крыши - большой белый квадрат, внутри него - красный крест. Такие же кресты на брезенте повозок. Госпиталь, война. Я по назначению...
           На крыльце переминается с ноги на ногу вихрастый сосед по палате - вышел следом. Любопытный! На плечах его такой же халат, на ногах похожие опорки. Заметив меня, вихрастый лезет в карман и достает плоскую картонную коробку. Папиросы! Господи, сколько же я не курил?! Он ловит мой взгляд.
           - Не желаете? - протягивает коробку.
           - Благодарю!
           Осторожно беру папиросу, пальцы привычно сминают мундштук. Вихрастый чиркает спичкой. Благословенна ты, первая затяжка! На мгновение все вокруг плывет, но постепенно предметы возвращают очертания. Вихрастый смотрит тревожно. Киваю: все в порядке.
           - Поручик Рапота Сергей Николаевич! - говорит сосед и добавляет с нескрываемой гордостью: - Военлет крепостного отряда!
           "Поручик", "военлет"... Это куда меня занесло? Рапота смотрит вопрошающе.
           - Я не знаю, как меня зовут.
           Лицо его вытягивается.
           - Не помню, - поправляюсь я. - Может, вы знаете?
           Он качает головой:
           - Вас привезли вчера. Раздели в приемном покое, поэтому погон не выдел. Но поскольку положили к нам в палату, офицер. Контузия?
           Развожу руками.
           - Контузия! - заключает он уверенно. - Раз не помните. Германец вчера Осовец из орудий обстреливал. Там вас и контузило, больше негде.
           "Германец"?
           - Как зовется это место, Сергей Николаевич?
           - Можно просто Сергей...
           Он краснеет, и я вдруг понимаю: поручику от силы лет двадцать. Или двадцать один. А мне?
           - Так как, Сергей?
           - Белосток! Раненых в Осовце везут в Белосток. Крепость под огнем.
           - Какой сегодня день?
           Удивление мелькает на его лице, мгновенно сменяясь пониманием.
           - Четырнадцатое апреля тысяча девятьсот пятнадцатого года от Рождества Христова...